1. Варнава Беляев Основы Искусства Святости Купить
2. Варнава Беляев Основы Искусства Святости

Епископ Варнава (Беляев) 'Основы искусства святости' купить в интернет-магазине. Епископ Варнава (Беляев) - Основы искусства святости. [1998, pdf, rus] » Христианство. Основы искусства святости. Епископ Варнава (Беляев):: Православные книги почтой в интернет. Основы искусства святости. Епископ Варнава (Беляев) – купить книгу в интернет-магазине.

Варнава Беляев. Епископ Варнава (Беляев) ОСНОВЫ Опыт изложения православной аскетики III ОТДЕЛ. «ДУШЕВНЫЙ ЧЕЛОВЕК» В БОРЬБЕ СО СТРАСТЯМИ ГЛАВА 3. ДУШЕВНЫЕ СТРАСТИ (с противоядиями) §3. УНЫНИЕ И ЛЕНОСТЬ Уныние, тоска, скука, нерадение, леность, праздность (апатия, сплин — в ученых книжках и «культурном» обществе) — все страсти одного и того же порядка и различаются между собою только по степени и виду расслабления, вызываемого демоном в человеке: иногда он давит на сердце, иногда на тело, один раз сильнее, а другой — слабее.

Поэтому я скажу только о двух главных страстях этого рода, с преимущественным воздействием одной на душу, а другой на тело. В действительности обе страсти тесно переплетаются друг с другом. Посему есть возможность сразу говорить о них обеих вместе. «.Из всех восьми предводителей злобы дух уныния есть тягчайший», — говорит св. Иоанн Лествичник.

Действительно, против каждой страсти служит врачевством противоположная добродетель (например, против чревоугодия — воздержание, против сребролюбия — нестяжание, гордость смирением побеждается и т. Д.), против уныния же нет такой специальной добродетели. Вот почему у святых отцов она называется иногда «всепоражающей смертью», ибо для своего уврачевания требует многих сил и ведет за собою все пороки и тысячи зол, вплоть до отвержения мирянами самой идеи личного спасения, а у монахов — до снятия мантий и возвращения в мир. Но зато и ни одна страсть не доставляет подвижнику столько венцов, как уныние. В борении с этой-то страстью и познается, как кто служит Богу — нелицемерно или лукаво и нерадиво; соответственно этому и награждается. Когда, где и как нападает на человека бес уныния?

Об определенном времени нападения можно говорить разве только относительно монахов-отшельников. Во времена древних отцов-пустынников враг искушал их обычно около полудня, когда солнце стояло в зените и от жара, которым начинала дышать пустыня, тело и ум естественным образом слабели. Особенно после бессонной ночи, проведенной на молитве. А до подкрепления себя пищею было еще далеко, ибо ее вкушали только к вечеру или по заходе солнца. Тогда бес наводил на них уныние, страх, что труды твои бесполезны, боязнь, что захвораешь и помочь на старости лет некому будет, и просто омерзение к давно облагоуханному молитвой месту, от которого якобы пользы нет. Не бояться именно этого демона и убеждает Господь, когда через пророка говорит подвижнику: Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящих во дни. И беса полуденного (Пс.

Что же касается грешных мирян, живущих по своей воле, хорошо высыпающихся, с утра наедающихся, в полдень подкрепляющихся, то демон уныния нападает на них в разное время и в связи с другими обстоятельствами. Но бывают случаи, когда демон действует не менее прилежно и с той строгой аккуратностию во времени, что и в предыдущем случае.

Приведу пример. В письме к своей жене от 18 июня 1871 года Лев Толстой пишет: «С тех пор как я приехал сюда в степь, на кумыс, каждый день в шесть часов вечера начинается тоска, как лихорадка, тоска физическая, ощущение которой я не могу лучше передать, как то, что душа с телом расстается». Не безынтересно отметить при этом некоторую подробность. «Врач посещает больных поутру, — говорит св. Иоанн Лествичник, — а уныние находит на подвижников около полудня». Так как Толстой далек был от христианского подвига, то бес выбрал для визита к нему другое время. Нужно еще и то сказать, что мирские жилища и селения он не очень часто посещает, ибо делать ему там нечего.

Жизнь общественная так усложнена разнообразными развлечениями и удовольствиями, что при приближении сего беса люди заранее от него баррикадируются всевозможными способами. Самое большее, что ему остается, это искушать людей скукой в промежутках между двумя увеселениями. Но увидев келью отшельника или человека, желающего посреди людей жить, как в пустыне, то есть мало говорящего, себе внимающего, знакомств не ведущего, демон уныния, — говорит преп. Иоанн Лествичник, — «улыбается и, приблизившись к нему, вселяется подле него». Раз напав на человека, бес уныния истощит на нем все свои средства, чтобы отвлечь от доброделания. Святые отцы живописно рисуют картину искушения этим бесом подвизающихся. Но нужно быть большим подвижником, чтобы заметить на себе, как справедливы их слова.

Каждый из начавших спасаться, после известного промежутка времени, когда ему все удается легко, молится в охотку, в церкви стоится нетягостно, все вокруг наполнено благодатью, спасение совершается быстро и так далее, — после этого периода благодати каждый испытывает приступы реакции, то есть отвращения к тому, чем человек доселе только и жил, восхищался и упоевался. К домашней своей обстановке, к самой комнате начинает искушаемый чувствовать омерзение, то же и к братьям и сестрам по духу. — «Нерадиво» и «недуховно» живут. Раньше любил такой человек побыть наедине, почитать душеспасительную книгу, помолиться, теперь делается ему тошно, «бежал бы куда глаза глядят», только бы не оставаться в скучной домашней обстановке, где окружающие «не думают нисколько о спасении» сами и другим не дают спасаться. Стонет, вздыхает, ропщет, что «ничего у него не выходит» и не выйдет, пока будет находиться в этом обществе, а вот если бы уйти в другое место, все стало бы опять хорошо.

А если это человек, уже несколько поработавший над собою и кое-что приобретший, то демон уныния внушает ему новый помысл: «Не ценят твоих трудов. Можешь уже управлять другими, существенную пользу людям приносить, а здесь таланты даром пропадают, и никто не назидается от тебя.» И начинает ему нахваливать другие монастыри, иные места, якобы «очень удобные» для спасения. «Лучше не сыскать.» А здесь — «невозможно, никак невозможно спасаться.» Там и люди не те, и «греха меньше», и «тише», и все прочее. Монаху внушает бес, что жизнь в его монастыре трудна, пропитание скудно, трапеза плоха, а работы много, только здоровье губишь. Иногда про келью помыслы враг внушает — сыра, холодна, про начальника или начальницу — строга, не за дело взыскивает, пристрастно относится к подчиненным.

Итак, никаким делом духовным заняться ему не дает, но внушает, что одно спасение — это сходить куда-нибудь или уснуть. И снова демон целую вереницу помыслов приводит: того надо поздравить с праздником или по поводу какого-либо события личной его жизни, другого посетить, потому что он болен, там требует якобы нашего утешения одинокая вдова, подруга или несчастный, находящийся в горе, нужде. «Все лучше, чем без толку сидеть в келье». Дело ведь это «святое», внушает дальше бес, «не Христос ли Сам сказал: Болен бех, и посетисте Мене (Мф.

И окаянный этот, будучи сам на краю гибели, идет «спасать» от нее других! Благочестивыми предлогами враг и искушает, конечно, только благочестивых, что же касается мирян, ведущих так называемую светскую жизнь, то их он прямо подущает на различные удовольствия.

«Сходи в театр, в кинематограф, в гости.» «Давно в картишки не играл, не позвать ли кого.» и так далее. Если бы такой человек попытался понудить себя на молитву или стать на обычное правило, хотя бы прочесть утренние или вечерние молитвы, лукавый сейчас же напоминает об откуда-то сразу взявшихся «неотложных» делах. То человек сидел часами, сложа руки, не зная, как время убить, а то вдруг там «необходимо» что-то сделать, того предупредить о чем-либо, здесь не забыть. Каждая спичка, брошенная на пол, незамечаемая дотоле бумажка разрастается теперь в целое бревно, мешающее кланяться и нарушающее порядок комнаты.

Кругом все вещи, оказывается, тоже лежат «не как надо» и требуют перестановки. И вот, одним глазом человек смотрит в книжку, другим — по сторонам. Целый день (воскресенье, например) человек свободен, пришло время сходить к обедне, но является «непременно» «неотложное» дело, которого «никак нельзя оставить». И человек — вот бесовское обольщение!

— «ясно» видит, что «действительно» надо и то, и это, и пятое, и десятое сделать. Но прошло время, когда нужно было идти в церковь, или, еще лучше, пренебрег человек этими помыслами — и вот уже сам не надивится, каким образом все ему казалось таким сложным и настолько необходимым, что если-де он чего не сделает, беда будет. В действительности же, не только ничего такого не случилось, но и дело-то само выеденного яйца не стоит. И само тело расслабляет этот жестокий, невидимый мучитель. Особенно это бывает тогда, когда врагу не удается выманить человека из кельи на люди, на развлечения, на рассеяние.

В этом случае нагоняет на такового сон и немочь. «Как будто, — говорит преп. Иоанн Кассиан, он утомлен и расслаблен был долгим путем и самым тяжелым трудом или будто проводил два или три дня в посте, без подкрепления пищею».

И в самом деле, человек начинает испытывать как будто «голод», приходит мысль: «Чего бы съесть?» А между тем «глаз преданного унынию непрестанно устремлен на двери», -живописует св. Нил Синайский, — не придет ли, мол, кто? «Скрипнула дверь, и он вскакивает; послышался голос, и он выглядывает в окно, не отходит от него, пока не оцепенеет сидя.

Преданный унынию, читая, часто зевает и скоро склоняется ко сну, потирает лицо, вытягивает руки и, отворотив глаза от книги, пристально смотрит на стену; обратившись снова к книге, почитает немного, полистает страницы, полюбопытствует, что в конце говорится. Охуждает печать и украшения, а напоследок, согнув книгу, кладет ее под голову и засыпает». Если вздумает такой человек помолиться, особенно когда стоит в церкви за долгой службой, где-нибудь в углу, где «ничего не видать» и где плохо слышно (словно мы артистов или солисток хотим слышать, а не слов евангельских), если, повторяю, придет на сердце мысль от ангела такому человеку помолиться, то, как говорит св. Иоанн Лествичник, «наблюдай и увидишь. Тех, которые стоят на ногах, уныние склоняет к тому, чтобы они сели, а сидящих увещевает приклониться к стене». Но «когда нет псалмопения, тогда и уныние не является, и глаза, которые закрывались от дремоты во время правила, открываются, как только оно кончилось».

А у нас в храмах стараются завести хоры, «торжественное» богослужение, диаконов, ревущих наподобие быков при возвращении стада; композиторы, как повара к завтраку, каждый день приготовляют новые деликатесы, и думают люди, что всего этого требует «благолепие» церковное, «радение» о Церкви Божией, Сам Бог. Какое странное понятие о Боге!

Мне кажется, что не только Богу, но и всякому, даже страстно любящему пение, хозяину не понравится, если его прислуга, испортив все добро, которое он поручил ей, придет к нему просить прощения и станет распевать свои извинения на мотив оперетки «Веселая вдова». Не выгонит ли он ее за это безумие? А в наших церквах происходит еще более непередаваемое и чудовищное. Диаконы «распевают», как оперные солисты, — и что же?

— просительную ектению, эти страшные слова о том, чтобы Господь даровал нам, великим грешникам, которым грозит геенна и мука вечная, «прощение и оставление грехов», чтобы сподобил нас «прочее время живота. В покаянии скончати», чтобы самую кончину и мучительное, ужасное разлучение души с телом соделал -«безболезнены, непостыдны, мирны»; наконец, чтобы «на страшном судищи Христове» сподобил «доброго ответа» — и все это с замиранием, страстными модуляциями голоса; а голова откинута назад, одна нога вперед, рука в сторону! Увы, куда мы зашли! Не гнев ли Божий возбуждают наши молитвы, если только не кощунственно будет назвать их таковыми? И хватает же у нас после всего этого дерзости говорить: «Я хорошо помолился» или, наоборот, «я ходил в церковь, но Бог не слушает, не помогает.» Нет, не Богу мы служим, а бесу уныния.

«Расслабление и тягота телесная, прибывающие в душу от лености и нерадения, — говорит св. Симеон Новый Богослов, — отбивают от обычного правила и производят омрачение ума и малодушие. Отсюда почасту появляться начинают в сердце помыслы страхования и хулы, и искушаемый демоном расслабления и уныния нередко от робости не может войти в обычное место молитвы и предается лености, а нередко испытывает нападки неуместных помышлений о Творце всяческих». Выше я указал, как давит демон уныния на душу и тело человека в обычном порядке — иногда больше, иногда меньше. Но порой, попущением Божиим, диавол настолько сильно омрачает ум и сердце человека, что состояние это можно не иначе назвать, как «вкушением геенны» (св. Исаак Сирин). Случается подобное состояние исключительно с гордыми душами, которые в этом припадке черной меланхолии кончают нередко жизнь самоубийством.

Психиатры тоже стараются что-то тут понять. Образчик их умствований можно видеть в исследовании бесовской одержимости Саула, первого царя израильского (1095-1055 гг.

X.), и в тех выводах, к которым они приходят. В Библии просто говорится об этом событии: «И было на другой день: напал злой дух от Бога на Саула, и он бесновался в доме своем» (1 Цар. Ученые же думают, что дело будет понятнее, если находить здесь «нейралгию серого вещества головного мозга» или «нарушение питания головного мозга». Отсюда «предсказание» (как они выражаются, присваивая себе чужие вещи), при этом сатанинском состоянии, «благоприятного исхода, особенно в тех случаях, где общее питание организма может быть легко поправимо».

У подвижников высшая степень уныния бывает только по причине зависти к ним демонов. И обыкновенно «скоро посещает душу благодать Божия», как говорит авва Дорофей, сам испытавший это страшное бесовское нашествие и подробно описавший его в своих «Душеполезных поучениях». Исаак Сирин говорит: «Взглянем, возлюбленные, в душу свою во время молитвы, есть ли в нас при чтении стихов внимательное молитвенное созерцание. Оно бывает следствием истинного безмолвия. И в то время, как бываем в омрачении, не будем смущаться, особливо если не в нас тому причина. Приписывай же это Промыслу Божию, действующему по причинам, известным единому Богу.

Ибо в иное время душа наша смертно томится и бывает как бы среди волн; и, читает ли человек Писание, или совершает службу, во всяком деле, за какое ни примется, омрачение у него за омрачением. Таковой оставляет дело, и часто не попускается ему даже приблизиться к оному; и вовсе не верит он, что это — временное с ним изменение и что бывает он и в мире. Этот час исполнен отчаяния и страха; надежда на Бога и утешение веры в Него совершенно отмещутся душою; и вся она всецело исполняется сомнения и страха. Претерпевшие искушение в этой волне часа сего по опыту знают, какое изменение последует при окончании его. Но Бог не оставляет души в таком состоянии на целый день; потому что она утратила бы надежду христианскую.

Напротив того, скоро творит и избытые (1 Кор. Если же тревожное состояние этого омрачения продолжится более, то вскоре ожидай изменения самой жизни.

А я замечу тебе, человек, и дам совет: если не имеешь силы совладать с собою и пасть на лице свое в молитве, то облеки голову свою мантиею и спи, пока не пройдет для тебя этот час омрачения, но не выходи из своей келий. Сему искушению подвергаются наипаче желающие проводить жизнь умственную и в шествии своем ищущие утешения веры. Поэтому всего более мучит и утомляет их этот час колебанием ума; следует же за сим часто хула, а иногда лриходит на человека сомнение в воскресении, и иное нечто, о чем не должно нам и говорить. Все это нередко дознавали мы опытом и к утешению многих описали борьбу сию. Занимающиеся делами телесными совершенно свободны от сих искушений. На них приходит иное уныние, известное всякому, и оно в образе действия своего отлично от сих и подобных сим искушений. Здравие и уврачевание страждущего им источается безмолвием.

Вот утешение для него! В сообществе же других никогда не приемлет света утешения и беседами человеческими не врачуется, а успокаивается на время, и после того уныние сие с большею силою восстает в человеке. И ему необходимо нужен человек просвещенный, имеющий опытность в этом, который бы просветил его и укреплял при всяком случае во время нужды, но не навсегда. Блажен, кто претерпит это, не выходя за дверь.

Ибо после этого, как говорят отцы, приидет в великую обитель и силу. Впрочем, не в один час и не скоро оканчивается борьба сия; и благодать не вдруг приходит и вселяется в душе, но постепенно, и одно сменяется другим; временем искушение и временем утешение; и в таком состоянии человек пребывает до исшествия своего. А чтоб совершенно стать чуждым сего и совершенно утешиться, не будем на то и надеяться здесь. Ибо Сам Бог благоволил, чтобы так устроялась жизнь наша здесь и шествующие путем терпели это. Богу слава во веки веков! Уныние нападает на человека по следующим причинам: от уединенной жизни, из которой исключены все утешения и общение с людьми; от чрезмерных тяжелых трудов и подвигов; от духовной неряшливости, небрежности, нерадения, беспечности, забвения долга своего, то есть необходимости спасаться и, наконец, от полного бесчувствия, окаменения души и забвения вечных небесных благ, которые истинному христианину уготованы. Таким образом, как отсутствие всякого отдыха в работе нудит душу, так и постоянная смена впечатлений и ежедневные развлечения наводят на нее скуку и уныние.

Отчасти это понимают и миряне, когда «до тошноты» нахватаются всех сластей, но в полной мере могут оценить, с великим плачем раскаяния, только монахи. Я не говорю уже о грубых удовольствиях, о них им запрещается и думать, но даже простое рассеяние и особенно продолжительные беседы со встречными и приходящими, пустословие, празднословие. Также попущение чревоугодию, открывают душевную дверь для сего демона, сопровождаемого целой ватагой других. Что сказано мною о мирянах, хорошо подтверждается на примере из жизни того же Л.

В письме к Т. Ергольской из Женевы от 4 апреля 1857 года он между прочим сообщает: «Тем не менее, несмотря на удовольствие, доставленное мне жизнью в Париже, на меня без всякой причины напала невыразимая тоска.» Нет нужды, кажется, добавлять, что не только со стороны психологии, но и просто здравой логики, фраза построена неправильно. Это все равно что сказать: «Несмотря на то что у меня с утра ни капли во рту не было, кроме трех бутылок вина, я каким-то чудом оказался пьян». Пора уже мне сказать и о том, чем же уврачевать эту страсть?

Какие лекарства для нее существуют в аскетике? Собственно, «врачевство же от всего этого одно, — говорит св. Исаак Сирин, — при помощи только оного человек находит скорое утешение в душе своей. Какое же это врачевство? — Смиренномудрие сердца.

Без него никто не возможет разорить преграду крепость этих зол; скорее же найдет, что превозмогли над ним бедствия. Не гневайся на меня, что говорю тебе правду. Не взыскал ты смиренномудрия всею душою твоею. Но если хочешь, вступи в его область и увидишь, что освободит оно тебя от порока твоего. По мере смиренномудрия дается тебе терпение в бедствиях твоих; а по мере терпения облегчается тяжесть скорбей твоих, и приемлешь утешение.

Щедролюбивый Отец наш у истинных сынов Своих, когда соблаговолит сотворить облегчение их искушений, не отъемлет искушений их, но дает им терпение в искушениях. И все эти блага они то есть святые приемлют рукою терпения своего к усовершенствованию душ своих». Вот попутно и смысл страданий выяснен. Не только нельзя удивляться, откуда, раз Бог благ, скорби существуют, но благодарить, наоборот, Его за них надобно. В том-то благость и состоит Его, что Он не дает вознерадеть душе и отупеть в сластях и развлечениях, ниспосылая ей скорби. Если бы не было страданий, не было бы святых, и никто бы не спасся.

Но Господь, зная нашу леность и склонность к ропоту, умеряет скорби; как только увидит, что мы мало-мальски исправились и стали посмирнее, совсем отнимает их. Не так, говорит св. Исаак Сирин, Бог поступает со святыми, но для большей славы в будущем и для совершеннейшего очищения от страстей здесь казнит их непрестанно и не только не освобождает от ужасов бесовских, но и больше их попускает, взамен прибавляя любимцам Своим только терпения. Итак, терпение со смирением — первые врачевства при унынии. Но смирение — это общая добродетель, которая раскрывается в ряде других, более простых и определенных.

Поэтому, кто хочет победить беса уныния, тот должен соблюдать следующее: воздержание от празднословия, посильное рукоделие, чтение Слова Божия, принудительную, терпеливо-настойчивую моли m в y, помышление о смерти и о будущих благах в Царстве Небесном. Великий старец,. Амвросий Оптинский, обычно глубоко рассекавший существо страстей своим острым даром рассуждения, который он часто скрывал от похвал человеческих под шутливо-рифмованной речью, кратко говаривал: - Скука унынию внука, а лени дочь. Чтобы отогнать ее прочь, в дел e потрудись, в молитве не ленись; тогда и скука пройдет, и усердие придет! А если к сему терпения и смирения прибавишь, то от многих зол себя избавишь. Как нетрудно заметить, в этом данном простым людям и легко запоминаемом поучении заключены все предыдущие рассуждения о происхождении этих страстей и о средствах к их уврачеванию. Вот несколько историй, поощряющих к терпению и мужеству и показывающих, как вели себя в искушениях древние отцы-пустынники и как нам поступать в подобных же случаях.

Демон уныния в продолжение 50 лет не отступал от аввы Федора и аввы Лукия Еннатских, внушая им всякие помыслы неприязни к выбранному для спасения месту. И все это время они легко эти помыслы побеждали и обыкновенно говорили: «После этой зимы мы перейдем отсюда». А когда опять наступало лето, говорили: «Как пройдет это лето, мы уйдем отсюда». Так делали незабвенные отцы во всю свою жизнь. Один старец жил в пустыне за две мили (2000 шагов) от воды. Однажды, пойдя почерпнуть воды, впал в уныние и сказал: «Какая польза в этом труде?

Пойду, поселюсь ближе к воде». Обратившись назад, он вдруг видит кого-то, идущего за ним и считающего шаги его. Старец спросил: «Ты кто?» — «Я — ангел Господень, — отвечал тот, — я послан исчислить шаги твои и воздать тебе награду». После сего святой, воодушевившись, отнес свою келью еще далее — на пять миль от воды. Один брат был безмолвником в общежительном монастыре, но постоянно приходил в гнев. Унывая от этого, он говорит сам в себе: «Уйду отсюда в уединенное место, и так как там ни к кому не буду иметь отношения, то оставит меня страсть гнева». И вот поселился один в пещере.

Однажды, почерпнув воды, поставил глиняный сосуд на земле — и тот тотчас повернулся вниз. Он опять налил его и поставил, тот снова опрокинулся. Брат в третий раз наполнил e го, вода и в этот раз пролилась. Безмолвник, рассердившись, схватил его и разбил. Придя в себя, понял козни диавола и сказал: «Вот, я удалился и в уединение, и — побежден им! Пойду опять в общежитие; ибо везде необходимы подвиг, и терпение, и Божья помощь!» И возвратился на прежнее место.

Тем, которые приходят в уныние от шума помыслов, внушающих, что грехов и страстей у них — необозримое поле, а сил для подвигов нет, можно привести в назидание следующий рассказ старца. Амвросия: «Ехал мужик по базару. Вокруг него толпа народу, говор, шум. А он все на свою лошадку: но-но! Так помаленьку, помаленьку и проехал весь базар. Так и ты, что бы ни говорили помыслы, все свое дело делай — молись!» mosmedsnp03.ru.

Молчание и безмолвие I. Что такое молчание?

«Молчание есть тайна будущего века, а слова суть орудие мира сего», — сказал св. Исаак Сирин 1, а вслед за ним и преп. Серафим Саровский 2. «Благоразумное молчание есть матерь молитвы, воззвание из мысленного пленения 3, хранилище божественного огня 4, страж помыслов, соглядатай врагов 5, училище плача 6, друг слез, делатель памяти о смерти, живописатель вечного мучения, любоиспытатель грядущего суда, споспешник спасительной печали, враг дерзости 7, безмолвия супруг, противник любоучительства, творец видений, неприметное предуспеяние, сокровенное восхождение» 8. Но не забудем: то, что сказал сейчас св. Иоанн Лествичник, все это относится к благоразумному 9 молчанию и к молчанию «в разуме», как выражается еще преп. Серафим Саровский 10.

Польза от молчания «Всем полезно безмолвие и удаление от вещей и от людей, — учит св. Петр Дамаскин 11, — особенно же страстным и немощным». Ибо «любитель молчания» опять говорю — здравого «приближается к Богу и, тайно с Ним беседуя, просвещается от Него» 12.

«От уединения и молчания рождаются умиление и кротость; действие сей последней в сердце человеческом можно уподобить воде оной тихой Силоамской, которая течет без шума и звука, как говорит о ней пророк Исайя: воды Силоамли текущая тисе (Ис. «Если будешь соблюдать молчание, то найдешь покой везде, где бы ты ни жил», — сказал авва Пимен Великий. И еще сказал, что с каким бы искушением кто ни боролся, «победа в нем — молчание» 14. «Молчаливый много восхваляется у Христа, но не будет приятно приближение его тем, которых бесы уловили пристрастием к забавам и парению ума», — замечает св. Исаак Сирин 15. Истину сего, конечно, познал на себе всякий спасающийся и всякий погибающий. Вот еще несколько строк из писаний того же аввы.

«Если сохранишь язык свой, то от Бога дастся тебе, брат, благодать сердечного умиления, чтобы при помощи ее увидеть тебе свою душу и войти в радость Духа. Если же преодолеет тебя язык твой, то — поверь мне в том, что скажу тебе, — ты никак не возможешь избавиться от омрачения» 16. Но, конечно, нужно знать, что такое «свет разума» — το φως της γνωσεως, — который принесло («возсия») человечеству Рождество Христово, как поется в тропаре, чтобы по достоинству оценить эти слова. Даже и сам великий Исаак отказывается это объяснить: «Язык немощен изобразить оное», — говорит он.

Всякий познает это, благодатию Божиею, на деле только. Одно лишь могут сказать святые: «Велик тот человек, который терпением своих членов приобрел внутренно в душе своей чудный сей навык (т. Когда на одну сторону положить все дела жития сего, а на другую молчание, тогда найдешь, что оно перевешивает на весах.

Не умею и сказать, сколько света воссияет тебе отсюда.» 17 Приведу несколько строк из записной книжки преп. Аввы Дорофея того времени, когда он был еще новоначальным и записывал в нее свои вопросы и ответы на них старцев Варсонофия Великого и Иоанна, называемого Пророком за его дар прозорливости.

В них отмечается польза молчания во всяком деле и обстоятельстве, и видится, как тонко преподобный следил за всеми движениями своей души и глубоко вдумывался в тайные и едва ли заметные для мирских людей изгибы страстей и добродетелей, вообще, как жил, как мыслил, чем интересовался. Про духовный опыт и совершенство рассудительности в ответах св. Иоанна Пророка, которому задавались нижеследующие вопросы, я уже не говорю. «Если кого-нибудь хвалят, не должен ли он отвечать, говоря как бы со смирением?

— Молчать гораздо полезнее. Ибо если кто отвечает, то это значит, что он принимает похвалу, а это есть уже тщеславие 18.

Даже и то, когда думает, что он отвечает смиренно, есть уже тщеславие; ибо если он те же слова, которые сам говорит о себе, услышит от другого, то не может перенести их» 19. «Но случается, что похваливший, заключив из молчания его, что принял похвалу, соблазнится сим; как же должно поступать? — Неизвестное подвизающийся должен предоставить Богу, да известит Он Сам слышащего. Почему знать: может быть, хваливший получил пользу от его молчания, полагая, что он не принял похвалы, а он думает, что тот соблазнился. Если соблазнивший сам обнаруживает это, тогда должно объяснить ему со смиренномудрием, говоря: прости меня, брат, я ничего не сознаю в себе доброго, потому и не нашел, что тебе отвечать, но помолись о мне Господа ради». «Случается, что иной действительно грешен и со смиренномудрием, а не по тщеславию говорит истину; неужели он и тогда не должен отвечать?

— Не должен, хотя бы и так было. Ибо если он сиренномудрствует на время, но слушающий считает его смиренномудрым, и это будет тяготить его (т. Вредно будет ему) 20, потому что Господь сказал: горе вам, егда добре рекут вам человецы (Лк. 6, 26), относя это к грешникам, которые не имеют дел, а получают похвалу».

«Как же мы находим, что некоторые из святых, когда их хвалили, отвечали со смирением? — Отцы достигли той меры, о которой сказал Господь: яко егда сотворите сия вся, рцыте, яко раби не ключими есмы (Лк. 17, 10), и поистине почитая себя такими, так и отвечают, как думают о себе.

Если же и от другого то же услышат, не приходят в негодование, но благословляют его, как сказавшего истину». «Если кто-нибудь, будучи облагодетельствован другим, благодарит его, как своего благодетеля, неужели и в таком случае не должно отвечать?

— Молчание всегда хорошо. Но чтобы не показалось, что благотворитель отвергает приносимую ему благодарность, он должен со смирением сказать: Прости меня, авва, и помолись о мне Господа ради', имея в сердце своем, что он сам ничего не сделал; ибо Господь благодетельствует всем. Притом должен молить Бога, чтобы не понести осуждения за свои слова» 21. Причины молчания «Всегдашнее молчание и хранение безмолвия бывают у человека по следующим трем причинам: или ради славы человеческой, или по горячей ревности к добродетели, или потому что человек внутри себя имеет некое божественное собеседование и ум его влечется к последнему. Поэтому, если в ком нет одной из последних причин, то по необходимости недугует он первою немощию» 22. Примером может служить авва Арсений Великий.

Так, когда авва Марк сказал ему: «Почему ты бегаешь от нас?», старец отвечал ему: «Бог видит, что я люблю вас, но я не могу быть вместе и с Богом, и с людьми. На небе тысячи и мириады имеют одну волю, а у людей — воли различны. Поэтому я не могу оставить Бога и быть с людьми» 23. Итак, молчание бывает разное: один молчит потому, что по смирению не считает себя достойным говорить, а другой — потому что не считает других достойными его слушать.

Один молчанием хочет прославиться у Бога, а другой посредством того же самого дела ставит себе цель прославиться у людей и сойти у них за мудрого. Таким образом, бывает и безрассудное, бесовское молчание 24.

Оно иногда заставляет человека, вместо долготерпения к немощам ближнего, требующим поучить его в чем-то не раз и не два, говорить самому себе: «Ты и раз, и десять раз уже говорил брату, оставь его, пусть он делает, как хочет, а ты отложи попечение, как сказали отцы.» Таковым отвечает св. Варсонофий Великий: «.от тебя так далеко эта мера (духовного возраста), как небо от земли. Хочешь ли удостовериться в этом? Вспомни, что Господь сказал о деревьях: каковы они, такие приносят и плоды. Рассмотри же, что происходит из молчания, внушаемого тебе диаволом? — Смущение и гнев. Ясно покажу тебе, что долготерпение твое не по Богу: ты собираешь несколько дней, а потом в один день истощаешь мешец свой, и он остается пустым.

Долготерпение же по Богу вовсе ничего не говорит до самого конца. А ты, господин мой, брат, подобен властителю: вместо того, чтобы дать рабу своему один удар в ланиту, объяснить ему проступки его и помириться с ним, терпишь несколько дней, а потом вдруг наносишь брату один удар, который быть может для него убийственным, и берешь (на себя) душу его» 25. Как приобретается молчание?

С великим трудом 26. «Сперва будем принуждать себя к молчанию, — говорит великий молчальник св. Исаак Сирин, — и тогда от молчания родится в нас нечто, приводящее к самому молчанию. Не думай, брат, что, — как рассказывают о чудном Арсении, когда посетили его отцы и братия, приходившие видеть его, а он сидел с ними молча и в молчании отпускал их от себя, — все это делал он совершенно по воле и что вначале не принуждал себя к этому» 27. Сказывали об авве Агафоне, что он в течение трех лет влагал камень в уста свои, пока не научился молчанию 28. Один старец пришел к авве Ахиле и видит, что он выбрасывает кровь изо рта своего. Он спросил его: «Что это такое, отец?» Ахила отвечал: «Это — слово оскорбившего меня брата.

Я старался не открывать его и молил Бога, чтобы оно было взято от меня, — и слово сделалось кровью в устах моих. Я выплюнул его, успокоился и забыл оскорбление» 29. Так трудно дается молчание. О священном безмолвии Это не то же, что молчание, хотя с внешней стороны кажется тем же самым. Так как в настоящее время, по бесовским внушениям, и собственному неразумию, и по духовной, мягко выражаясь, неопытности, много нареканий возводится на затворничество и безмолвие, если только оно где осталось, то хотя и не требуется для дела спасения людей века сего и новоначальным знать что-нибудь о нем, но я все-таки кое-что приведу, чтобы показать, что оно такое и какова его высота. А подробное изложение очень опасно: людей оно может устрашить своими тайнами, а бесов вооружить на автора, ибо тогда особенно ясно выявляются их бесчиния и коварство. Поэтому, если даже некто из святых, как говорит св.

Иоанн Лествичник, воздержался в силу первой причины, то для немощного автора тем более простительно не передавать тайн, принадлежащих святым 30. Безмолвие, как говорит равноангельный безмолвник, преп. Симеон Новый Богослов, есть «совершеннейшая из подвижнических добродетелей» 31. «Ни один праздный и любящий беседы человек, — говорит св. Исаак Сирин 32, — да не будет столь бесстыден.

И да не говорит, что это учение св. Подвижников — изобретение человеческое и изобретено в пользу безмолвия. Напротив того, это учение небесное». Что и доказывается Божественным Откровением (Мф. 4, 1; 14, 13, 23; 17, 1; Лк.

1, 35, 45; 6, 31-32, 35; 9, 10) и повелением свыше Антонию и Арсению Великим бегать людей и безмолвствовать 33. «Поэтому, если Бог повелевает нам бегать от всех и столько любить безмолвие, когда пребывают в нем любящие Его, — продолжает св. Исаак, — кто станет выставлять на вид какие-либо предлоги к тому, чтобы пребывать в собеседовании и сближении с людьми?

Если Арсению и Антонию полезны были бегство и осторожность, то кольми паче полезны они немощным? И если тех, и в слове, и в лицезрении, и в помощи которых имел нужду целый мир, Бог почтил больше за их безмолвие, нежели за вспомоществование всему братству, лучше же сказать, всему человечеству, то во сколько раз больше безмолвие нужно тому, кто не в состоянии хорошо охранять себя?» 34 Итак, это — небесная и величайшая добродетель.

Варнава Беляев Основы Искусства Святости Купить

Но в чем же, именно, ее величие? Кто имеет право назваться безмолвником? Хотя этому будет посвящено все последующее изложение, но в двух словах надо сказать об этом и здесь. «Безмолвник тот, кто существо бестелесное усиливается удерживать в пределах телесного дома.

Подвиг редкий и удивительный» 35. Это чеканное определение св. Иоанна Лествичника требует от человека полного неразвлечения всех душевных сил: ума, помыслов, сердечных чувствований — и держания их запертыми в теле, как в доме. Еще сказал: «Безмолвник есть земной образ ангела, который на хартии любви рукописанием тщания освободил молитву свою от лености и нерадения. Безмолвник тот, кто явственно вопиет: готово сердце мое, Боже (Пс. Безмолвник тот, кто говорит: аз сплю, а сердце мое бдит (Песн. Таким образом: «Безмолвие есть непрерывная служба Богу и предстояние пред Ним» 37.

Кто может приступать к подвигу безмолвия? Далеко не все. Тому, кто хочет безмолвничать, нужны духовная крепость и обладание бесстрастием, а иначе его ожидает страшная гибель в этом «тихом» пристанище, называемом затвором. «Если человек не будет пренебрегать и почестями, и бесчестиями, и ради безмолвия терпеть поношение, поругание, вред, даже побои, не сделается посмешищем, и видящие его не станут почитать его юродивым и глупцом, — то не возможет он пребыть в благом намерении безмолвия.» 38 «Недугующий душевной страстью и покушающийся на безмолвие подобен тому, кто соскочил с корабля в море и думает безбедно достигнуть берега на доске», — говорит другой учитель святой жизни 39. Ибо если в обычной жизни, проходимой посреди братии и под руководством старцев, люди едва-едва спасаются и такой образ подвижничества забирает у человека много сил, то безмолвие — еще того больше: «уединенная жизнь требует ангельской крепости», по словам сего же учителя 40.

Варнава Беляев Основы Искусства Святости

Посему у отцов много раз встречаются предупреждения не только не уходить на безмолвие страстным, но даже и не мечтать об этом 41. «Никто из тех, которые подвержены раздражительности и возношению, лицемерию и памятозлобию, да не дерзнет когда-либо увидеть и след безмолвия, чтобы не дойти ему до исступления ума, и только», — говорят они 42. И это еще было бы хорошо, если бы человек страдал в последнем случае в затворе только от собственной дерзости и безрассудства, а то он еще и гнев Божий против себя возбуждает, иными словами, и со стороны Бога не получает помощи в подвиге, а навлекает только на себя наказания. Об этом говорят почти все святые. «Всякого человека, который прежде совершенного обучения в первой части (подвижничества, т. В очищении себя от страстей посредством подвигов, а также страданий и скорбей, получаемых от мира, плоти и диавола. Варнава), переходит к сей второй т.

Безмолвию, — говорит св. Исаак Сирин, — привлекаемый ее сладостью, не говорю уже своею леностью, постигает гнев Божий за то, что не умертвил прежде уды свои, яже на земли (Кол. Не уврачевал немощи помыслов терпеливым упражнением в делании крестного поношения, но дерзнул в уме своем возмечтать о славе крестной.

Сие-то и значит сказанное древними святыми, что если ум вознамерится взойти на крест прежде, нежели чувства его, исцелясь от немощи, придут в безмолвие, то постигнет Божий гнев., за то, что не очистил прежде ума скорбями, не покорил плотских вожделений, но положившись на то, что слышало ухо и что написано чернилами (т. Если бы кто теперь сел в затвор, захватив с собой «Добротолюбие» в качестве руководства. Варнава), устремился он прямо вперед, идти путем, исполненным мраков, когда сам слеп очами. Ибо и те, у кого зрение здраво, будучи исполнены света и приобретя себе вождей благодати (святых ангелов или ангелоподобных старцев. Варнава), день и ночь бывают в опасности, между тем как очи у них полны слез, и они в молитве и в плаче продолжают свое служение целый день, даже и ночь, по причине ужасов, ожидающих их в пути, и встречающихся им страшных стремнин и образов истины, оказывающихся перемешанными с обманчивыми призраками оной» 43.

Но что делать человеку, который не по любочестию, не по лени или еще по чему-либо подобному ушел на безмолвие, а по неведению всего этого и после узнал и смиренно сознал свою ошибку? Начинать ли ему все сначала? Величайший среди безмолвников всех времен, св. Варсонофий Великий, одному из таковых последнего делать не советует, объяснив и причины, почему так, но я отошлю читателя прочесть об этом к самому подлиннику. Скажу только, что самоукорение способно заменить упущенный подвиг безмолвия 44. Таким образом, в безмолвие идут не для того, чтобы освободить себя от страстей (ибо страсти и не могут быть уничтожены безмолвием, можно только заставить замолчать их, устранивши причины (залоги) их) 45, но чтобы, освободивши себя наперед от страстей, главным образом, посредством послушания и руководства у духовного отца, искать милостей богообщения и непрестанного, насколько возможно, единения со Св.

14, 23), не воображаемого, а действительного, чего, находясь среди житейской молвы, человек достигнуть не может. А у нас в общежитии думают наоборот, что уходят в затвор для каких-то «высших» подвигов. Истинные безмолвники достаточно уже подвизались раньше и в безмолвии бросали всякий уже подвиг, а если продолжали его, то это было их личное дело, существенно с делом безмолвия не связанное. И если бы подвиги нужны были в затворе, то зачем и затворяться: лучше для нас места, как среди братии, и не найти.

Тогда бы, как хорошо говорит св.